« — Пока идет война, мы не сможем сбежать и жить спокойно. Нас все равно отыщут и придется платить за свою ошибку, обоим, — произносит он, подходя ближе. – Пойми, я в силах устроить побег лишь тебе, но с тобой пойти никак не могу. Так что не будь дураком, Дазай, и подумай о более лучшем выходе из ситуации, — Чуя хмурится и продолжает немного устало. – Никакой пользы не будет от спонтанного плана побега, мы просто погибнем, потому что их больше, — он окидывает взглядом Осаму – задерживаясь на окровавленных ладонях, чувствуя, как голод вновь дает о себе знать, рвется наружу, будто зверь из клетки. Крови высших вампиров недостаточно, ему нужна человеческая кровь, чтобы утолить его. Предложение Дазая шокирует не меньше, чем недавняя пощечина, хотя Чуя понимает, что он прав. Он уже не может держаться, пусть и делает вид, что ему все равно.».

««Холодно. Снова. Холодно. Зима»

Чем дальше он отходит от Дома, тем сильнее путаются мысли. Его магия ослабевает, сдается под натиском чужих чар. Еще два года. Два долгих года — последних из пятисотлетнего проклятья, что носит он на своих плечах. Отчаянье и маята занимают все мысли зверя – ни один из людей так и не приблизился к разгадке его страшного рока и не смог помочь.

Шкура осточертела, днем все сложнее сдерживать себя, а ночью – когда морок спадает и он оказывается в истинном теле, хочется лишь одного – кричать. До немоты, до рвоты. Одиночество снедает, узы заклятья крепнут и скоро, уже очень скоро, он сдастся. Просто скажет «согласен» и променяет одну несвободу на другую. ».

«Лэнс до ужаса обычный, простой и прямолинейный. Он громкий, его слишком много и он, кажется, просто везде. Аллура слушает, как он рассказывает про алкогольные напитки, и улыбается уголками губ. Она не знала, почему вдруг решила дать ему шанс поухаживать за ней. Может быть потому что Лэнс говорил как человек, который по-настоящему любил свою работу? По крайней мере так кажется Аллуре. Почему-то МакКлейн умудряется подбирать такие ассоциации с каждым из ингредиентов коктейлей, что вроде много раз пробовавшей все эти достаточно популярные напитки девушке становится... интересно?».

«Но чародей говорил странно и слегка непонятно. Настолько, что Цири подумала сперва, будто он возможно пьян. И потому несёт стихи в общей речи. И шатается — тоже. Но он не нападал. И даже предложил убежище. Вот это было важно. А остальное — нет. Меч нашёлся быстро. С его рукоятью в ладони она почувствовала себя будто бы целой снова.
В конце концов... Каким бы странным ни был этот мир, не всё в нём враждебно. И не все. Проблемой пребывания в незнакомом месте — да что там, мире — всегда оставалась навигация.».

«Человек-Паук выбрал самый удачный момент для отчаянного зевка и сладко слипшихся век – не рассчитав силу и траекторию движения, юный супергерой шлепнулся сонной мухой в совсем другое стекло. С глухим «ебтвою» Паркер лениво отлепился от едва не треснувшей поверхности, убедился, что за прозрачной тонкой стенкой Флеэш и его подхалимы сладко спят в своих уютных постелях он бы описался, увидь своего героя, и лениво переполз к соседнему окну. Застав Нэда в своей кровати среди кучи подушек, на одну из которых лучший друг успел пустить слюну и едва не пролить остатки остывшего напитка, школьник с тихим вздохом стянул с себя маску, на ходу разделся, едва оставаясь в бодрствующем состоянии, и в обнимку со своим костюмом плюхнулся под одеяло на пару часов. ».

« Сын Одина остановился возле покоев огненоголовой девы, занеся сжатый кулак на деревянной поверхностью и замер. А действительно ли стоило вмешиваться в головы девушки со своими смятениями. Или же он умел действительно выкидывать сомнения из чужих голов? Судьба властителя? Серьезно?
Она появилась в разряженном воздухе куда более внезапно, чем чёртик выпрыгивает из табакерки и ас так и не успел выказать ей свою благодарность. Одинсон питал постоянную слабость к воительницам, особенно к тем, кто мог продемонстрировать решимость в бою. Анжела подходила под все выше упомянутые критерии, что пробуждала в мужчине куда больший интерес. Больше обычного. Среди тех дев, что доводилось ему видеть — подобных ей ещё не встречалось.».

«А еще, из последних изменений в ее крохотном жилище спасителя Вселенной (как она иногда в шутку считает так про себя), появилась еще одна довольно интересная особа, которой некуда было идти. Космос безграничен и в нём не было места для Элисон, которая сейчас мирно что-то творила на кухне, пока сама Кэрол поднималась по лестнице до своего убежища. Она видела ее силуэт в окно и невольно улыбнулась. Три месяца они живут вместе, потому что девушка по своей доброте не могла просто взять и бросить её на произвол судьбы, зная, каково это — быть потерянной.».

«На одно мгновение, сейчас, стоя у края проезжей части в чужом городе, он испытал что-то вроде тоски. Она мимолетно уколола его в грудную клетку, оставив маленькую красную точечку, и улетела, но даже такое прикосновение заставила его пошатнуться. Всё чужое, все чужие... ну и что? У жизни нет правил, нет границ и нет инструкции. Жизнь — вот она, в каждом человеке, в каждом движении танцующих, веселящихся и пьющих людей. Они не думают ни о чём, они ограничены только сегодняшней ночью и поэтому не ограничены ни в чём — они свободны. И блондин, внезапно подхваченный этой единственной мыслью, вдруг ощутил, как мимолетная печаль рассеялась, как всеобщее стадное веселье потекло и по его венам. Ему захотелось танцевать, хоть он этого и никогда не делал, захотелось сделать что-то глупое, безрассудное и...
... И да, в рамках совести. Забудь про возраст, говорил он себе. Забудь про долг, повторял он, вторя каждому шагу навстречу танцующей толпе. Забудь, забудь, забудь... ».