Эльда остановился под широко раскинувшимися ветвями старого, накренившегося, но ещё живого дерева и небрежным рывком скинул с плеч свой незамысловатый скарб. Последний переход выдался долгим, затянувшимся, и Маэдрос с нескрываемым облегчением опустился на сухую, пахнущую прошлогодней листвой, мшистую землю, прислонился спиной к стволу, откинул назад голову и прикрыл глаза. Здесь, в лесу, было подозрительно тихо, не так, как в других местах: некогда Великая Зелёная Пуща нынче была известна под иным, страшным названием – Лихолесье. Однако здесь, у самой границы с Андуином, кое-где всё ещё можно было встретить зелёные островки некогда могучего леса; они, словно мотыльки во тьме, всё сильнее жались к Эльфийской тропе, замысловато петляющей меж умирающими, больными деревьями. И люди, и звери опасались этого места, стараясь по возможности обходить его стороной, либо пользовались проверенным Гномьим трактом. Маэдрос не любил оживлённых путей, хотя назвать оживлённым данный конкретный путь язык не поворачивался. Эльда избегал общества: ему были чужды люди, эльдар, гномы текущей Эпохи, да и они, мягко говоря, не стремились к подобному знакомству.
Свободно сложив руки на коленях и слегка закусив губу, Маэдрос неспешно размышлял. Они с Маглором нечасто расставались, но если расставались, то их пути пересекались ещё нескоро: у каждого был свой, скорбный, путь. Песнопевец нередко отправлялся далеко на Запад, к Заливу Лун и берегам Великого моря, Белегаэра, и тогда над морскими просторами разносилась скорбная Песнь о Падении Нолдор – Нолдолантэ; но некому уже было её услышать и некому вспомнить события тех безнадёжно ушедших, далёких времён. Маэдрос не любил моря, не любил гавани и корабли. На Запад он практически не ходил, предпочитая твёрдую почву под ногами и сухой воздух морскому бризу. Давно он уже не видел брата. Маэдрос знал о сожалениях Песнопевца, поддавшегося уговорам старшего, знал о тех терзаниях и муках совести, что не давали ему покоя; он не знал, насколько ещё его хватит, прежде чем... Об этом Маэдрос уже не хотел думать. 
Эльда устало приоткрыл глаза; во всех его движениях, взглядах, словах, буквально во всём чувствовалась некая отрешённость  и безразличие к происходящему. Столетия сменяли друг друга, одно за другим уходили в прошлое тысячелетия, людские и эльфийские королевства сменяли друга друга, то возвышаясь, то низвергаясь в бездну, - для Маэдроса же время перестало существовать. Жизнь проходила мимо него, оставляя на долю эльда лишь бесцельное существование. Он чувствовал, как с каждым годом постепенно умалялись его силы, как угасало некогда бушующее пламя его фэа. Маэдрос всё прекрасно понимал...
Со стороны Лесных Врат послышался лошадиный храп и фырканье. Эльда скосил взгляд в сторону дороги и, в первую очередь, подумал о Беорнингах и их бесстрашных пони, периодически сбегающих к границе Леса и обратно, и только потом – о редких путниках, знающих об Эльфийской тропе. Данное событие привлекло внимание эльда лишь на мгновение, после чего он вернулся к своей полудрёме на грани реальности и снов. Есть не хотелось, пить тоже, хотелось просто спать, чтобы беспощадное время ускорило свой бег... На этой мысли Маэдрос всерьёз призадумался, что пора бы устроить настощий привал. Эльда поднялся на ноги, отряхнулся и провёл обожжённой ладонью по медным с проседью волосам. Он сутулился, и то ли Эпоха была такая, то ли тяжесть прежних грехов всё сильнее клонила его к земле. Маэдрос поднял походный мешок, поправил ножны на боку, проверил короткий кинжал за отворотом сапога и выбрался на тропу. Он пересёк дорогу, прошёл несколько сот метров вглубь Пущи и ступил за пределы очерченного пути. Прочие путники опасались покидать Эльфийскую тропу, тут было чему бояться, но даже смерть не желала принимать в свои холодные объятия братоубийцу. Маэдроса не пугала здешняя живность, к тому же он неплохо ориентировался на местности. Перемахнув через упавший ствол, эльда остановился и бросил через плечо обеспокоенный взгляд. Его обдало странное чувство; нечто знакомое и сильное, похожее на всплеск белого пламени, поколебавшего его тлеющую фэа... Маэдрос напряжённо нахмурился, отчёго ещё отчётливее стали видны глубокие морщины, пролёгшие меж изломаными дугами бровей и в уголках острых серых глаз.
- Ещё один?.. – не сказал, отрезал. Эльда вскинул подбородок, на его лице застыло выражание сниходительного пренебрежения. Он не замечал и уж тем более не осознавал, почему это обстоятельство вызывало в нём такую злость, такую холодную, клокочущую ярость. Серые глаза нолдо неприязненно сверкнули. В прошлый раз столь же сильно сотряс его фэа возрождённый Дух Глорфинделя, вернушегося в Средиземье в середине Второй Эпохи; его самопожертвование ради спасения сородичей принесло ему искупление, после чего сила души эльда столь возросла, что сделала его почти равным в этом майар, хотя тот по-прежнему оставался воплощённым. Маэдрос скользнул в тень и остановился у подножия ясеня. Он облокотился рукой о шершавый ствол и выглянул на дорогу. Нет, он не прятался, всего лишь стоял где-то на краю тракта, укутанный сумраком леса и в равной степени раздираемый любопытством и злобой. Ещё один... Ещё один прихвостень Валар, отказавшийся от своих деяний и слов; отринувший право на Свободу и Жизнь по своему усмотрению; трус, слабак, принявший правду богов ради возможности возродиться вновь, дабы ЖИТЬ, окутанный искусной ложью якобы свободной жизни. Маэдрос не верил, что братоубийству есть прощение, не верил в Искупление, не верил... Есть только Тьма и пустынные Чертоги Мандоса. Есть только Вечность, где нет конца. А возродиться...Возродиться могли лишь те, что готовы служить Валар столь же преданно и самозабвенно, как служили им ваниар, не только жившие преимущественно в Валимаре и на склонах Горы Таниквэтиль, но даже пытавшиеся подражать владыкам Валинора в произношении и стиле речи. Ваниар Нэльяфинвэ Майтимо не любил никогда.

Нэльо вздрогнул, когда почувствовал, словно кто-то пытался дотянуться до него при помощи осанвэ. И, нет, это не был Макалаурэ, его голос, его фэа были куда тяжелее и темнее, чем этот простой оклик «брат»... На мгновение Майтимо застыл на месте и потерянно заозирался по сторонам. Глупо было бы себя обманывать и списывать всё на усталость. Глупо было бы не признавать и посчитать это не более, чем иллюзией, мороком грешной фэа, истаявшей, измученной столь долгими скитаниями по Смертным землям.  Но и поверить было практически невозможно. Эльда совсем растерялся и даже как-то беспомощно скользнул взглядом по тракту. Он просто не мог не узнать этой фэа; пройди хоть все Эпохи мира, он бы никогда не забыл его. Однако думать и вспоминать о кузене Майтимо давно уж перестал. Слишком больно, невыносими больно, сильнее, чем любые физические страдания, чем самые жестокие пытки в плену Ангбанда. Гибель Финдэкано сломала его так, как не смог сломать даже Моргот. Майтимо нескоро оправился от той потери, да и смог ли вообще?.. Лишь время заглушило боль утраты, и то лишь потому, что Нэльо всеми силами старался избегать любых упоминаний, даже мыслей о кузене. Постепенно, год за годом, он всё же сумел отпустить Финдэкано и смириться со своим горем, принять его, научиться с ним жить. К тому времени Клятва безраздельно властвовала над всеми его деяниями, неся с собой разорение и смерть.
Майтимо затаил дыхание, боясь оборвать едва установившееся осанвэ. Глупо, конечно, он и сам это знал, но знать и делать – вещи всё-таки разные. Нолдо промолчал, ни одна мысль не потянулась в ответ на оклик. Эльда не знал, что ему делать. С одной стороны, он страстно желал встретить Финдэкано, крепко обнять его, прижать к себе, да хотя бы просто увидеть живым! Пусть даже издалека, но живым! С другой, Майтимо ни на миг не забывал о всех тех злых, подлых деяниях, что он совершил после ухода кузена. Наверняка Финдэкано всё знает, и разве он мог простить его после такого?.. Конечно, нет. Даже безграничного великодушия Нолофинвиона не хватит, чтобы простить разорение Гаваней Сириона, когда Майтимо собственными руками вырезал своих же сородичей. Сколько близких, друзей, приятелей, боевых товарищей кузена погибло в тех событиях, страшно подумать! Финдэкано любил море и часто гостил у Кирдана Корабела, так что неудивительно. И чем сильнее мысли Нэльяфинвэ обращались к событиям той далёкой Эпохи, тем страшнее ему становилось встретиться с Нолофинвионом. Майтимо сам себя обозвал последним трусом, подонком, мерзавцем, не желающим встретиться со своим прошлым, боящимся собственной совести,  – и всё же не смог решиться. Ему было страшно увидеть разочарование и холод в глазах кузена. Пусть уж в его памяти навсегда останется тёплый взгляд горячо любящего эльда. В конце концов, в его никчёмной жизни должно остаться хоть что-то.
Не замечая дождя, бурелома, обросших мхом, повалившихся стволов деревьем, сухостоя, Майтимо ломанулся в чащу. Он даже не сомневался, что Финдэкано поедет по эльфийской тропе. Кому вообще может взбрести в голову пробираться напрямую?! Нэльо был слишком взволнован, чтобы замечать хоть что-то. Словно слепец, он шёл по лишь одному ему известному (или неизвестному) пути, раздвигая ветви и перешагивая через полусгнившие пни. Осанвэ он прервал; Финдэкано ещё раз потянулся мыслью к кузену, но Феаноринг его проигнорировал. Было душно, влажно, пахло плесенью и прошлогодней листвой. Потемневшее небо разрезала яркая вспышка молнии, причудливо исказив глубоко залегшие тени в лесу. Раздался оглушительный гром. Это всё поразительно напоминало погоню, но погоню лишь от самого себя... Майтимо не смотрел вперёд, вот, он буквально вырвался из чащи на небольшую прогалину, но не успел даже сообразить. В какой-то паре шагов, дай Эру, чуть больше десятка, стоял Финдэкано, держа лошадь под уздцы. Наверняка он его самого намного раньше заметил. Бежать было уже поздно, да и глупо как-то. Майтимо пошатнулся и чуть накренился вбок, обхватывая рукой близстоящее деревце, но не потому, что ноги его подвели, а слишком резко затормозил. Ходил он действительно быстро. Нолдо поджал губы и очень странно посмотрел на Нолофинвиона. Он не знал, как себя вести, что говорить, даже взгляд его был непонятен. Единственное, что Феаноринг сумел из себя выдавить, это скрипучее, некрасивое, даже для себя самого неожиданное, удивлённое: - Ты?..

Финдэкано не отводил от него взгляда, но, на удивление, в этом взгляде не было ни злости, ни досады, ни разочарования. Его яркие серо-голубые глаза тепло блестели и, казалось, уголки губ вот-вот разойдутся в радостной улыбке. Майтимо отстранился от дерева, но к кузену не двинулся, с опаской и недоверием поглядывая на того. Феаноринг был смущён таким поведением брата, ведь оно совсем, совсем не совпадало с его ожиданиями. Где разочарование? Где непонимание, где неприятие, почему всего этого нет? Почему Финдэкано вместо того, чтобы забыть его и предать его имя забвению, спешит как можно скорее спуститься к нему и оказаться ближе? Нэльо сделал шаг навстречу, чтобы поприветствовать кузена хотя бы формально. Он совсем не был уверен, как это произойдёт, ведь первый их обмен любезностями произошёл так себе, мягко говоря. Он вообще не знал, как ему теперь вести себя с Финдэкано, слишком разные сигналы ему посылали его собственная совесть, или упёртость, и, собственно, сам Нолофинвион.
Майтимо ожидал чего угодно, но отнюдь не того, что случилось. Финьо упал. Причём упал как-то уж совсем не геройски, подскользнулся и проехался вниз по мокрому склону прямо ему под ноги. Это было даже забавно, если учесть, что перед ним был нолдо, вошедший в историю своего народа, как Финдэкано Отважный, а отважному априори полагается быть сильным, смелым и ловким. Нолдо, который был одним из лидеров перехода через Хэлькараксэ, нолдо, что в одиночку отправился в Ангбанд ради примирения трёх Домов и спасения кузена. Правитель  Дор-Ломина, обративший в бегство ещё юного дракона Глаурунга. Верховный Король нолдор Средиземья, что наравных сражался с предводителем балрогов в печально известной Нирнаэт Арноэдиад. Нолдо, что только что подскользнулся на ровном месте и проехался на пятой точке. От этой шальной мысли Майтимо впервые за долгое время захотелось от души рассмеяться, слишком велик был этот контраст.
Финьо был явно не рад такому развороту событий и с досадой вытер лицо рукавом. Этот жест да и вся ситуация в целом сильно напомнили Нэльо эпизод из детства кузена, когда они вдвоём ездили на охоту в окрестности Тириона. Финдэкано тогда только-только учился владеть луком и выслеживать зверя по следу, а потому не упустил возможности кубарем скатиться в какой-то овраг, измазаться с ног до головы и точно таким же жестом пытаться стереть грязь с лица. Милый, милый Финдэкано, одновременно величественный и прекрасный, такой родной и такой простой, никогда не искавший себе ни выгоды, ни славы. В сердце Майтимо затеплилось при воспоминании о тех славных деньках, когда всё было так ясно и легко на душе. Феаноринг устало прикрыл глаза и коротко вздохнул, словно говоря тем самым «что-то меняется, но что-то неизменно» и как бы намекая на некоторую неловкость кузена, когда дело касается лично его самого.
Майтимо опустился на колени, чтобы быть с Финдэкано на равных. Сколько тысячелетий он отказывал себе даже в простых радостях, не позволял быть хоть немного счастливым, винил себя за все злые деяния, совершённые его Домом с ним во главе, и никак не мог найти в своём сердце хоть каплю прощения? Быть может, уже хватит? Достаточно?.. Финдэкано никогда не был лжецом или интриганом, он всегда был простым, свойским парнем, и если уж он был зол на Майтимо, то давно бы уже сказал ему об этом. Так зачем строить догадки и домыслы? Зачем в очередной раз лишать себя такой простой радости, как просто увидеть, обнять друга? «Надеюсь, всё ещё друга...», - с грустью мысленно закончил Майтимо. Всё, чего он желал, это хотя бы знать, что Финдэкано обрёл прощение, ведь его проступки были столь незначительны, что держать его в Чертогах Мандоса до самого Конца Мира было бы верхом несправедливости. Не зря же тогда он видел белое пламя на поле боя, вырвавшееся из разрубленного шлема Финдэкано... Такой могла быть только светлая, благодарная фэа. Но спросить ему было не у кого; в Имладрисе Нэльо не появлялся, а если и появлялся, то крайне редко, несмотря на гостеприимство его воспитанника, а нынче эльфийского владыки лорда Элронда. Тем невероятнее казалось ему возвращение Финдэкано в Смертные земли. Об этом Майтимо и помыслить не мог даже в самых смелых мечтах. Пределом его желаний было знать, что кузен получил прощение и возродился в Валиноре, вернулся к семье, а вскоре обрёл и свою собственную, ведь когда-то он так мечтал о нормальной жизни, мечтал о всех тех вещах, что тогда казались им естественным ходом событий, но впоследствии оказавшимися им недоступными: о вступлении в брак, рождении и воспитании детей, о тёплом домашнего очаге. Финдэкано всегда хотел ребёнка, будь то сын или дочка; Эрейнион, конечно, был славным мальчиком, выросшим в не менее достойного мужа, и Финдэкано в своё время окружил его всей любовью и заботой, на которую только был способен, но всё-таки он не был для Астальдо родным по крови. Майтимо тепло улыбнулся своим витиеватым мыслям, пожалуй, впервые за долгое время, - он вообще сегодня будет делать много чего впервые за долгое, долгое время. Наверное, всё так и есть, так и должно быть, и Нэльо, не кривя душой, подумал, что будет счастлив, если окажется прав.
- Как я рад видеть тебя, meldo...melinde, -  с рассеянной, тёплой улыбкой произнёс Майтимо, и даже голос его отдалённо напомнил тот, к которому ещё с детства привык кузен, не к с сухому и надломившему, а глубокому и бархатистому. Нэльо осёкся в конце предложения, забылся, поддавшись нечаянной радости, ведь «meldo» помимо всего прочего означает «возлюбленный», и поспешил исправиться, добавив к слову второй корень, тем самым изменив смысл сказанного на «возлюбленный друг» или «любимый друг».
Майтимо нерешитель подался вперёд, протягивая руки в надежде обнять кузена, но он действительно боялся, что Нолофинвион оттолкнёт его, а потому  действовал несмело, даже скованно, но стоило ему лишь немного придвинуться к Финдэкано, как тот тут же кинулся ему навстречу и заключил в своих объятиях. Этот жест, такой простой и искренний, стал последней каплей: Майтимо порывисто и крепко обнял кузена в ответ, прижимая его к своей груди; руки его лихорадочно заёрзали по спине Финдэкано, то опускаясь до поясницы, то поднимаясь к плечам. В этот момент Нэльо сильно жалел, что правой кисти у него по-прежнему не было, лишь самый простой деревянный протез. Он мечтал лишь знать, что Финдэкано возродился и счастлив в своей новой жизни, но вместо этого он может видеть его, чувствовать, держать в своих объятиях, просто быть рядом! Словами нельзя передать, сколь много радости принесла Нэльо эта встреча. Что ему (или всё-таки им?) дождь и грязь в сравнении с несколькими эпохами разлуки, сожаления и глубочайшего чувства вины и стыда перед кузеном? Майтимо ничего не замечал вокруг себя, он только раз за разом прижимал к себе Финдэкано, не желая расцеплять объятий и отпускать его. Его радовало, что и Астальдо не особенно стремился поскорее из них выбраться. Нэльо ссутулился, утыкаясь носом в тёмную макушку кузена. Иссиня-чёрные волосы, как и прежде, были убраны в аккуратные, толстые косы.
Феаноринг и представить не мог, что встреча с Финдэкано может настолько потрясти всё его существо. Да и верил ли он вообще в возможность этой встречи? Нет, конечно, так что откуда ему было знать. Нэльо и не заметил, как из глаз его полились слёзы. Он зарылся носом в тёмные, мягкие пряди и искренне надеялся, что дождь скроет их. Правда, трудно будет потом поверить, что редкие капли дождя так удачно упали на его лицо, ведь сидели они под густой кроной плотно растущих деревьев. Это были слёзы радости, облегчения и глубочайшего раскаяния перед братом, что всегда был лучше и честнее его самого. Майтимо вцепился пальцами левой руки в плащ Финдэкано и всё никак не мог остановиться, его словно накрыло за все эпохи разом, за все смерти и убийства, за весь разор, что он учинил в погоне за своей Клятвой и не последней в этом печальном списке была гибель Финдэкано в Битве Бессчётных Слёз; в конце концов, Союз Маэдроса был собран во многом благодаря его стальной воле, а проиграна битва была из-за подлого предательства в его же собственном войске.
Наконец Майтимо ослабил хватку и отстранился от кузена, чтобы лучше его рассмотреть, увидеть, как изменился брат за прошедшие эпохи. Взгляд Нэльо отчего-то был очень виноватым, но и это не могло умалить той радости, что переполняла его измученную фэа. Финдэкано изменился. Не зря говорят, что после возрождения эльдар заново переживают время юности. Он стал в точности таким, каким Майтимо запомнил его ещё задолго до раскола среди нолдор, когда кузен только-только переступил порог совершеннолетия. Высокий, статный, прекрасно сложенный, с точёными чертами лица и яркими серо-голубыми глазами, его кузен по праву считался одним из самых красивых мужчин среди всех потомков Финвэ, только взгляд этих самых глаз выдавал в нём опыт прожитых лет. В нём более не было прежней наивности, но была мудрость эпох и стойкость духа. Впрочем, как и его фэа: она поражала своей силой и мощью, и столь ослепительно яркой она была, что делало её сродни по силе фэар майар из свиты валар. Майтимо чуть ли не кожей чувствовал, как его собственный истощённый дух был смущён нахождением в такой опасной близости от возрождённой фэа; он бы наверняка опалился, не будь сам рождён от Пламенного Духа.
Нолдо легко обхватил ладонями голову кузена, запуская пальцы в густые пряди его волос. Он знал наверняка, что всё это происходит наяву, но так трудно было поверить, что он уже чуть было не усомнился в себе; быть может, его фэа окончательно истощилась и услужливо выдаёт желаемое за действительное.
- Эру Единый, ты всё-таки обрёл прощение и возродился, - на выдохе произнёс Руссандол, - как я боялся, что своей дружбой навлеку на тебя гнев Валар и они приговорят тебя до Конца Мира томиться в Чертогах Мандоса. Есть ещё в Арде справедливость и милосердие! Кому, как не тебе, Финдэкано, даровать возможность  вновь увидеть белокаменный Тирион на Туне и заново прожить свою жизнь, - с этими словами он потянулся к кузену и порывисто, но при этом тепло и нежно прикоснулся губами к его лбу, переносице и скулам. В последний момент Майтимо одёрнул себя, было видно, что время от времени он забывался, так до конца и не отринув мысли о том глубоком, искреннем и светлом чувстве, что некогда связывало их с Финдэкано.
- Ты прямо как малолетний эльфёнок, такой же чумазый, даром, что Нолдоран, - по-доброму усмехнулся Майтимо и ладонью стёр с лица кузена грязь. - Зачем же ты вернулся в Эндорэ, Финдэкано? Век эльдар здесь подходит к концу. Я не понимаю... – удивлённо вскинув брови, Майтимо с немым вопросом во взгляде уставился на Астальдо.