Лепестки ликориса рассыпались по столу, напоминая пятна крови. Даже увядшие и помятые, они источали тяжелый неприятный дух угасания. Осаму он не нравился. Ему вообще не нравились сильные запахи — они только нос раздражали, вызывая желание чихать без остановки. И цветы... какой в них смысл? Красивы, но бесполезны. Об осыпавшихся тигровых лилиях, присланных неизвестным, такого, правда, нельзя было сказать. Изящные и тонкие, они скрывали чьё-то имя и секрет неминуемой смерти. Это интриговало и завораживало, заставляло терпеть отвратительный аромат, сидя в окружении лепестков.
То, что было совсем недавно конвертом лежало чуть поодаль, почти у самого края стола. Расклеивая его, Осаму постарался не повредить бумагу. У него всё получилось так, как надо, но старания не принесли пользы. Он лишь убедился, что на конверте нет ни надписей, ни знаков, ни рисунков, сделанных обычными или симпатическими чернилами. Следов яда тоже не наблюдалось, но такой вариант с самого начала казался маловероятным. Слишком много условий надо соблюсти, чтобы отравление удалось. К тому же предыдущие жертвы проклятья паучьей лилии, как его уже начали называть, умирали в течение двух недель после получения письма. Ни один яд не станет ждать так долго.
Возможно, подумал Осаму, сгребая в ладонь увядшие лепестки, сминая их пальцами, это просто-напросто какая-то способность. Нейтрализована ли она теперь, когда цветы побывали в его руках? Или для этого нужно добраться до носителя? Как знать. Рисковать они в любом случае не могут, придётся искать отправителя.
К тому же узнать ответы будет даже любопытно. Может быть, даже удастся умереть вместо Мори.
Осаму улыбнулся было, предвкушая собственную смерть, но его улыбка почти сразу же угасла. Он сжал лепестки в кулак, покосившись на плотно закрытую дверь. Перспектива в очередной раз терпеть Накахару не радовала. Чутьё не подвело Мори: они действительно в каком-то смысле дополняли друг друга и с работой вместе справлялись, несмотря ни на что, хорошо. Быстро, эффективно, качественно. Что, кстати, раздражало сильнее всего. Потому что получалось, что всё правильно. Всё верно и полезно для дела, и это приходилось признавать. И Дазай признавал — про себя, но не принимал. Даже спустя пару лет Чуя оставался бесячным, самонадеянным и слишком глупым. Пёс, на которого он собирался надеть ошейник, но который ухитрился спастись. В сложившейся ситуации утешало лишь одно: дразнить и изводить Накахару не становилось скучно. Ни-ког-да.
Уголки губ Дазая Осаму приподнялись снова. Он высыпал лепестки обратно на стол и откинулся на спинку стула, потянувшись сладко и с наслаждением. Пожалуй, с этого они и начнут. Немного веселья ведь никогда не вредит, верно? А потом можно будет придумать Чуе какое-нибудь занятие, которое не даст ему путаться под ногами, задавать глупые вопросы, лезть туда, куда не просят и шуметь.
Особенно, кстати, хотелось бы избежать лишнего шума. Мори не говорил об этом прямо, но весьма прозрачно намекнут, что слухи им не нужны, и Осаму с ним согласился. В городе уже и так поговаривали о проклятье, о ликорисе, о возмездии. Страшно представить, что может начаться, если в связи с этим всем всплывёт имя Босса Портовой Мафии.